Новомученики
Всегда,
когда слышишь пение тропаря новомученикам и исповедникам Российским,
что-то торжественно-ликующее нисходит на душу. Сквозь весь пепел нашей
обыденности и мелочных дрязг вдруг начинает светить огонь живой веры
людей, победивших зло и смерть силой Христовой любви. Вот они,
внимательно смотрят на нас с черно-белых фотографий, епископы и
священники, монахи, простые миряне, те, кто не отрекся от Христа, идя
кругами земного ада, среди ненависти и злобы, трусости и предательства…
Нам кажется, что если придут за нами, все будет так: стоим мы на площади перед императорским судилищем, с усмешкой взирая на врагов. «Отрекись от Христа!» - говорят нам. Мы мужественно не отрекаемся, нас казнят, все потрясены и восхищены нашей стойкостью. Подвиг мученичества рисуется как геройский поступок на войне в советских фильмах. Но то фильм и образ, а реальность куда более прозаична.
Никаких речей, ничтожный безграмотный следователь, побои и болезни, голод – и все это долгие-долгие тюремные обыденные годы, мертвяще-монотонные в своей бесконечности, в безвестности и презрении. С одной перспективой – ямой-могилой без креста, когда смерть превращается в «сдохни как собака». «Религиозников» чаще всего старались определить на самые черные и унизительные работы, зная, как это тяжело для человеческого достоинства: пусть епископ чистит нужники! Поместить человека высокой культуры в среду блатарей, утративших человеческое подобие…
Прошли те времена. В актах канонизации Церковь явила исторический суд и правду о гонениях и насилии над верой и совестью человека. 90-е годы были временем восстановления из руин тысяч храмов, вхождением в лоно Церкви миллионов вчерашних атеистов и неверов. Как к живой воде, потянулись души к Истине. И чем более крепла Церковь, тем более явно выступал один парадокс: новая жизнь Церкви возродилась на крови новомучеников, благодаря их мужеству. Были канонизованы многие сотни святых, но в реальном выражении приходской жизни память о новомучениках, их почитание оказались где-то на окраине церковного сознания. Об этом часто говорят священники. 4 февраля 2011 года Архиерейским Собором Русской Православной Церкви был принят документ «О мерах по сохранению памяти новомучеников, исповедников и всех невинно от богоборцев в годы гонений пострадавших». Само появление подобного документа более чем симптоматично и показательно. Из своего личного опыта вхождения в жизнь Церкви могу сказать, что о новомучениках я узнал не из приходской жизни, живой памяти, а из книг. И для меня это было потрясением: вот тысячи и тысячи мучеников за Христа, почти наших современников, их огненная вера, творившая чудеса, и вот наша обыденная церковная жизнь, в которой чего только нет, кроме этого живого непосредственного переживания подвига Церкви. Контраст этот усиливается, если мы с вами обратимся к аналогичным эпохам гонений первых веков. В то время авторитет мучеников и исповедников был иногда настолько велик, что их мнение почиталось выше епископского. В житиях святых того времени ясно прослеживается пафос Церкви, говорившей о своих мучениках. Их стойкость была свидетельством истинности христианства. Стояние за правду до смерти было высшим нравственным примером, покорявшим языческий мир.
Одной из важнейших причин конечно является сама природа советского режима, создававшего при проведении репрессий атмосферу секретности, страха и изоляции. Человек бесследно исчезал, и подробности последующей судьбы становились известны часто лишь в наше время после открытия архивов. Если в первые века христиане внутри общины во время гонений жили общей памятью о мучениках, то в советском обществе любое общение на подобные темы являлось антисоветчиной и становилось известным власти благодаря налаженной системе слежки. Сменялись целые поколения верующих, не имевших достаточной возможности передать память и традиции, иногда просто вырываемых из жизни большими чистками или великой войной. Тягучие 70-е годы с их встраиванием Церкви в одну из ниш жизни советского общества со строго установленными границами тоже не способствовали укреплению памяти о новомучениках. Наконец, в 90-х годах в Церковь вошли миллионы людей, чей опыт прежней жизни строился вне Церкви и Ее подвига, для которых все же опыт новомучеников стал внешним, отдаленным десятилетиями, не соотносящимся с их опытом мирной жизни в советском обществе. И, конечно же, только возрождающаяся Церковь не имела возможности рассказать о подвиге во всей его многообразности: сколько архивов до сего дня ждут своих исследователей, многим новомученикам не составлены подробные жития, не написаны службы и иконы. А тут еще новые проблемы, вызовы современности…
И все же кроме объективных причин необходимо выделить и субъективные. Когда мы говорим, что чтим память конкретного святого, мы прежде всего подразумеваем молитву. И рассматриваемая тема, кажется, наиболее ясно показывает нам состояние нашей молитвенности, молитвенного общения с миром святых. И церковной жизни. В будние дни редко когда мы даже знаем, память каких святых совершается без заглядывания в календарь.
Чему мы хотим и готовы научиться у новомучеников? Нам бы здоровьица, благополучия, уюта. Как-то монахини одного монастыря накануне праздника, находясь в бедственном положении, стали молиться св. Иоанну Крестителю, покровителя монашествующих, чтобы он послал им на праздник утешение на трапезу. И вот во сне является игуменье св. Иоанн и грозно говорит: «Как же вы удумали у меня, постника, просить обильных яств?»
Дело ведь не просто в необходимости формальной пропаганды подвига новомучеников, а необходимости живой связи с ними, нравственного научения через этот бесценный опыт. Современному человеку, входящему в церковную жизнь, подчас до невыносимости тяжело читать Жития святых св. Димитрия Ростовского о первомучениках: витиеватый сложный язык, дидактичность, совершенно иной культурный фон. В результате подлинные жизнеописания начинают казаться нашему критичному современнику сказками. И тенденция отношения к житиям как к сказкам, только нарастает. Другое дело, когда читаешь свидетельства новомучеников и исповедников. Думаю, это понимает любой, кто прочел хотя бы автобиографию свят. Луки Войно-Ясенецкого «Я полюбил страдание». Настолько зримо, конкретно и убедительно предстает перед взором образ святого, что сердце замирает от благоговения.
В наших силах молиться новомученикам, называть их именами своих детей, посвящать им храмы, изучать их опыт, духовно возрастать на их примере. Практически во всем мире сегодня идет притеснение христиан, их дискриминация, переходящая в гонения. На Востоке христиане составляют угнетаемое меньшинство по отношению к мусульманам, на Западе – со стороны идеологии толерантности и растущей христианофобии. Лишь в России и других немногих странах еще сохраняется такая широкая свобода у христиан. Но взирая на нашу недостойную жизнь, мы должны помнить опыт 1917 года, когда православие из господствующей религии стало гонимой. Помнить, как легко и неожиданно может все измениться. И быть готовыми к новым гонениям, имея благодатную помощь новомучеников и исповедников, в земле Российской просиявших.
Нам кажется, что если придут за нами, все будет так: стоим мы на площади перед императорским судилищем, с усмешкой взирая на врагов. «Отрекись от Христа!» - говорят нам. Мы мужественно не отрекаемся, нас казнят, все потрясены и восхищены нашей стойкостью. Подвиг мученичества рисуется как геройский поступок на войне в советских фильмах. Но то фильм и образ, а реальность куда более прозаична.
Никаких речей, ничтожный безграмотный следователь, побои и болезни, голод – и все это долгие-долгие тюремные обыденные годы, мертвяще-монотонные в своей бесконечности, в безвестности и презрении. С одной перспективой – ямой-могилой без креста, когда смерть превращается в «сдохни как собака». «Религиозников» чаще всего старались определить на самые черные и унизительные работы, зная, как это тяжело для человеческого достоинства: пусть епископ чистит нужники! Поместить человека высокой культуры в среду блатарей, утративших человеческое подобие…
Прошли те времена. В актах канонизации Церковь явила исторический суд и правду о гонениях и насилии над верой и совестью человека. 90-е годы были временем восстановления из руин тысяч храмов, вхождением в лоно Церкви миллионов вчерашних атеистов и неверов. Как к живой воде, потянулись души к Истине. И чем более крепла Церковь, тем более явно выступал один парадокс: новая жизнь Церкви возродилась на крови новомучеников, благодаря их мужеству. Были канонизованы многие сотни святых, но в реальном выражении приходской жизни память о новомучениках, их почитание оказались где-то на окраине церковного сознания. Об этом часто говорят священники. 4 февраля 2011 года Архиерейским Собором Русской Православной Церкви был принят документ «О мерах по сохранению памяти новомучеников, исповедников и всех невинно от богоборцев в годы гонений пострадавших». Само появление подобного документа более чем симптоматично и показательно. Из своего личного опыта вхождения в жизнь Церкви могу сказать, что о новомучениках я узнал не из приходской жизни, живой памяти, а из книг. И для меня это было потрясением: вот тысячи и тысячи мучеников за Христа, почти наших современников, их огненная вера, творившая чудеса, и вот наша обыденная церковная жизнь, в которой чего только нет, кроме этого живого непосредственного переживания подвига Церкви. Контраст этот усиливается, если мы с вами обратимся к аналогичным эпохам гонений первых веков. В то время авторитет мучеников и исповедников был иногда настолько велик, что их мнение почиталось выше епископского. В житиях святых того времени ясно прослеживается пафос Церкви, говорившей о своих мучениках. Их стойкость была свидетельством истинности христианства. Стояние за правду до смерти было высшим нравственным примером, покорявшим языческий мир.
Одной из важнейших причин конечно является сама природа советского режима, создававшего при проведении репрессий атмосферу секретности, страха и изоляции. Человек бесследно исчезал, и подробности последующей судьбы становились известны часто лишь в наше время после открытия архивов. Если в первые века христиане внутри общины во время гонений жили общей памятью о мучениках, то в советском обществе любое общение на подобные темы являлось антисоветчиной и становилось известным власти благодаря налаженной системе слежки. Сменялись целые поколения верующих, не имевших достаточной возможности передать память и традиции, иногда просто вырываемых из жизни большими чистками или великой войной. Тягучие 70-е годы с их встраиванием Церкви в одну из ниш жизни советского общества со строго установленными границами тоже не способствовали укреплению памяти о новомучениках. Наконец, в 90-х годах в Церковь вошли миллионы людей, чей опыт прежней жизни строился вне Церкви и Ее подвига, для которых все же опыт новомучеников стал внешним, отдаленным десятилетиями, не соотносящимся с их опытом мирной жизни в советском обществе. И, конечно же, только возрождающаяся Церковь не имела возможности рассказать о подвиге во всей его многообразности: сколько архивов до сего дня ждут своих исследователей, многим новомученикам не составлены подробные жития, не написаны службы и иконы. А тут еще новые проблемы, вызовы современности…
И все же кроме объективных причин необходимо выделить и субъективные. Когда мы говорим, что чтим память конкретного святого, мы прежде всего подразумеваем молитву. И рассматриваемая тема, кажется, наиболее ясно показывает нам состояние нашей молитвенности, молитвенного общения с миром святых. И церковной жизни. В будние дни редко когда мы даже знаем, память каких святых совершается без заглядывания в календарь.
Чему мы хотим и готовы научиться у новомучеников? Нам бы здоровьица, благополучия, уюта. Как-то монахини одного монастыря накануне праздника, находясь в бедственном положении, стали молиться св. Иоанну Крестителю, покровителя монашествующих, чтобы он послал им на праздник утешение на трапезу. И вот во сне является игуменье св. Иоанн и грозно говорит: «Как же вы удумали у меня, постника, просить обильных яств?»
Дело ведь не просто в необходимости формальной пропаганды подвига новомучеников, а необходимости живой связи с ними, нравственного научения через этот бесценный опыт. Современному человеку, входящему в церковную жизнь, подчас до невыносимости тяжело читать Жития святых св. Димитрия Ростовского о первомучениках: витиеватый сложный язык, дидактичность, совершенно иной культурный фон. В результате подлинные жизнеописания начинают казаться нашему критичному современнику сказками. И тенденция отношения к житиям как к сказкам, только нарастает. Другое дело, когда читаешь свидетельства новомучеников и исповедников. Думаю, это понимает любой, кто прочел хотя бы автобиографию свят. Луки Войно-Ясенецкого «Я полюбил страдание». Настолько зримо, конкретно и убедительно предстает перед взором образ святого, что сердце замирает от благоговения.
В наших силах молиться новомученикам, называть их именами своих детей, посвящать им храмы, изучать их опыт, духовно возрастать на их примере. Практически во всем мире сегодня идет притеснение христиан, их дискриминация, переходящая в гонения. На Востоке христиане составляют угнетаемое меньшинство по отношению к мусульманам, на Западе – со стороны идеологии толерантности и растущей христианофобии. Лишь в России и других немногих странах еще сохраняется такая широкая свобода у христиан. Но взирая на нашу недостойную жизнь, мы должны помнить опыт 1917 года, когда православие из господствующей религии стало гонимой. Помнить, как легко и неожиданно может все измениться. И быть готовыми к новым гонениям, имея благодатную помощь новомучеников и исповедников, в земле Российской просиявших.
Комментариев нет:
Отправить комментарий